С поломками генов связывают возникновение все большего числа болезней. Несомненно, молекулярно-генетические методы лечения и диагностики совершат переворот в медицине. Но вряд ли это произойдет в обозримом будущем. Достаточно вспомнить, что между открытием микроорганизмов, обладающих способностью избирательно подавлять возбудителей заболеваний, и началом широкого применения антибиотиков прошло около 80 лет. С тех пор как расшифровали структуру ДНК, прошло почти полвека, но ни одна из болезней не может быть вылечена на основе «ремонта» поврежденных генов.
Пока все практические успехи молекулярной медицины относятся к диагностике, причем в области онкологии. Речь идет о генетических онкомаркерах (ГОМ). Так называют сами гены, поврежденные либо в результате наследственной мутации, либо в течение жизни пациента. В первом случае возникают наследственные (семейные), во втором – приобретенные (спорадические) формы рака.
Напомню, что кроме ГОМ в медицине давно используются и «обычные» биохимические маркеры опухолевых болезней. Наиболее распространенный из них – ПСА (простатспецифический антиген). ПСА является одним из белков, выделяемых клетками простаты. Проба на ПСА, как, кстати, и на другие «негенетические» онкомаркеры, считается положительной, если уровень вещества-маркера, например в плазме крови, повышается. Однако само по себе присутствие такого маркера в организме человека считается нормальным явлением.
ГОМ обнаруживаются не только в пораженном органе, но и в составе так называемой свободной ДНК, которая присутствует в плазме крови, мокроте, слюне. Такие маркеры можно выявлять малотравматичными методами. Чаще всего для этого берут пробы крови из пальца (капиллярная кровь) или из вены.
Расскажу теперь об общих принципах диагностики с помощью ГОМ. У них уже есть несколько самостоятельных профессий.
Начну с той, которая сегодня находит наибольшее применение, – с выявления наследственных форм рака у взрослых и детей. В онкологии их не более 10%. Однако к этой группе принадлежат крайне опасные, быстро метастазирущие опухоли. Если мутация присутствует, риск заболеть – более 80%.
Прежде всего маркеры имеют значение для выявления опухолей молочной железы и толстой кишки. Наследственный рак молочной железы встречается примерно у одной из 500 женщин, колоректальный рак – приблизительно у одного из тысячи пациентов обоих полов.
Лабораторный анализ проводится после консультации врача–онкогенетика и оценки семейной ситуации, в которой должны быть подтверждены отягощающие факторы. Например, если у пациентки есть родственницы (более одной), страдавшие этим недугом, особенно при наличии у них двусторонних поражений и возникновении заболевания в молодом возрасте, а также если рак груди у родственниц сочетался с онкологическими болезнями яичников и т.д.
Маркерами наследственного рака молочной железы являются два гена: BRCA-1 и BRCA-2. Американские женщины при обнаружении у них мутаций в данных генах почти в 70% случаев соглашаются на профилактическую операцию по удалению груди. Это совершенно оправдано и целесообразно, поскольку, по разным оценкам, риск развития наследственного рака молочной железы составляет 85–90%. В России уже действуют коммерческие центры ДНК-диагностики опухолей молочной железы и колоректального рака. В них можно получить консультацию по семейной ситуации и пройти тесты на ГОМ. Выполняются и профилактические операции по удалению молочной железы, которые проводят в специализированных онкологических лечебницах.
Педиатрические наследственные опухоли встречаются гораздо реже – приблизительно у одного из 30000 детей. Однако в этих случаях риск начала заболевания достигает 100%, и родители ребенка, узнав о положительном ДНК-анализе, почти всегда соглашаются на лечение. Наследственный фактор вносит значительный вклад в общую распространенность таких детских опухолей, как ретинобластома (злокачественная опухоль сетчатки глаза) и опухоль Вильмса (злокачественная опухоль почки). Главный фактор риска, который должен побудить родителей сделать анализ для своего ребенка – наличие родственников, страдавших этими болезнями в детском возрасте.
Если же говорить о будущем, то я полагаю, что наиболее востребованной в онкологии окажется молекулярная диагностика ранних стадий спорадического рака, притом основанная на генетических тестах, которые благодаря своей дешевизне и доступности пригодны для массовых диспансерных обследований. Что же касается тех тестов, которые станут применяться в индивидуальных клинических обследованиях, будь то наследственный или спорадический рак, то их стоимость даже при относительном своем снижении будет всегда выше, чем у анализов для массового противоонкологического скрининга.
У любых «широкозахватных» профилактических осмотров до тех пор, пока в них не начнут применяться молекулярно-генетические тесты, сохранится общий и неизбежный недостаток, обусловленный необходимостью достаточно быстро (речь идет о времени, затраченном на каждого пациента) и при небольших экономических затратах обследовать множество людей. Это – предварительность и неточность диагноза. Чтобы подтвердить диагноз, пациентам приходится вновь обращаться к специалисту, проходить дополнительные обследования.
Представьте, если бы легендарный Дон-Жуан каким-то чудом в ходе диспансерного осмотра прошел бы широко используемый сейчас во всем мире «негенетический» тест на ПСА, то великого ловеласа, даже окажись он вполне здоров, ждали бы сильнейшие треволнения. И избавился бы он от них только после основательных дополнительных обследований. У него вполне могли заподозрить рак простаты! Ведь ПСА-тест может оказаться положительным как при опухоли простаты, так и при многих других болезнях этого органа (доброкачественная опухоль, воспаление и т.д.). И даже у мужчины, накануне теста исполнявшего супружеские обязанности…
А вот пробы на ГОМ (показывающие его присутствие или отсутствие в биологических пробах) позволяют оценить онкологические риски практически сразу, без диагностики «начерно». ГОМ обнаруживаются в организме только одновременно с раком, и ничто другое их появление вызвать не может. Правда, открытие лишь одного «сломанного гена» не доказательно. В случае любого онкологического заболевания мы работаем с несколькими онкомаркерами. Этим, в частности, и обусловлена относительно высокая стоимость таких тестов. В России она начинается от 5–6 тысяч рублей.
Технически уже возможно создание ДНК-тестов, которые окажутся даже дешевле проб на ПСА и других анализов, используемых сейчас для массовой диагностики рака. В нашей лаборатории мы отработали весьма дешевый молекулярный тест для рака простаты, где достаточно обследовать всего два гена. Но медицинские чиновники пока не поддерживают нашу разработку, видимо, ожидая, когда ГОМ начнут шире применяться в развитых странах, откуда и придется тогда импортировать необходимые реактивы.
Создание сторожевого микрочипа для ранних стадий сразу многих опухолевых болезней я бы назвал самой заманчивой перспективой в онкологии начала ХХI века. (Напомню, что микрочип выглядит как стеклышко, на которое нанесены несколько обработанных специальными методами фрагментов ДНК; если они «узнают» родственные им по строению гены, то в этой точке возникает свечение). Среди примерно 50 генов человека, повреждения которых вызывают рак, есть несколько, которые могут использоваться как многоцелевые онкомаркеры. В сотрудничестве с Институтом теоретической экспериментальной биофизики РАН (Пущино) мы разрабатываем такой «микрочип-универасал». Он несет восемь маркеров. Подобные же работы ведутся и в нескольких зарубежных научных центрах.
Следующая профессия ГОМ – обнаружение микрометастазов. Найти единичные метастатические клетки с помощью обычных методов практически невозможно. Поэтому после любой онкологической операции пациент до сих пор оставался в высокой зоне риска: не затаились ли где-то в теле микроскопические остатки опухоли?
Теперь их можно обнаружить с помощью ДНК-анализов. В крупных онкологических центрах России и за рубежом онкомаркеры уже применяются для такого поиска наиболее опасных опухолей, например, меланомы, а также для проверки эффективности лечения и в периоды ремиссий рака молочной железы и шейки матки.
Онкомаркеры способны защитить не только здоровье, но и кошелек пациента. В онкологии много дорогих лекарств. А вот действовать они могут на разных пациентов по-разному: для одного больного окажутся эффективными, а другой только потеряет деньги и драгоценное время. Это связано с различной активностью ферментов (крупных белковых молекул), которые управляют биохимическими превращениями всевозможных препаратов в нашем организме.
Лабораторные тесты, отражающие деятельность таких ферментов, применялись уже давно. Но при этом удавалось увидеть лишь дым от огня. И только в последние годы среди генов человека были выделены те, от которых напрямую зависит работа ферментов, обрабатывающих принимаемые нами лекарства.
Эти гены условно причисляются к онкомаркерам, поскольку именно в онкологии сейчас закладывается практика, которая, надеюсь, распространится и в других областях медицины. Перед назначением наиболее дорогостоящих противоопухолевых препаратов проверяют работоспособность генов, кодирующих соответствующие ферменты. По итогам таких ДНК-тестов можно предсказать, подействуют ли эти препараты, а заодно и выяснить их побочные эффекты. Учитывая, что ежемесячная стоимость лечения порой превышает 50–60 тысяч рублей, а молекулярный анализ обойдется на порядок дешевле, понятна его экономическая целесообразность.
И напоследок о прогностических онкомаркерах. Оценив характер генетических поломок, уже сегодня можно предсказать, насколько быстро и опасно будет развиваться рак. Наиболее разработаны такие методики для опухолей молочной железы. Поразительные результаты были получены при обследовании пациентов с одним и тем же видом этого рака – карциномой. Судя по симптомам развития недуга (но только до определенного этапа!) и гистологическим признакам, речь шла об одной и той же опухоли. А вот генетические нарушения, на основе которых больных пришлось разделить на две группы, отличались по своему характеру столь заметно, что, казалось, речь тут шла о совершенно разных недугах. И действительно, различия в генетических механизмах вскоре дали о себе знать. У одних пациентов опухоли поддавались химиотерапии и в целом заболевание протекало относительно благоприятно. Для других болезнь оказалась гораздо более опасной. В настоящее время прогностические онкомаркеры создаются также для рака легкого, простаты и других опухолей. И пусть пока не всегда можно спасти больных, когда ДНК-тест говорит о неотвратимом риске, я уверен, что те же молекулярно-генетические исследования в ближайшем будущем помогут найти действенные способы лечения.
-- проф. Дмитрий Владимирович Залетаев,
зав. лаб. молекулярной генетики человека Института молекулярной медицины (Институт действует в структуре Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова).
По материалам журнала "Вместе против рака"